Автор: Юлия Пустынникова, психолог, психодраматист, юнгианский сказкотерапевт.
Мы почти разучились взрослеть. С одной стороны это здо́рово – сохранять некоторую детскость в зрелом возрасте, веселиться от души, ходить в дурацком и писать в блокнотиках с котиками или Дартом Вейдером. Приятно быть вечно юным и верить в то, что смерти нет.
С другой стороны, отказ взрослеть – это по сути отказ жить. Отказ иметь дело с изнанкой жизни, с потерями, со старением, с немощью. Отказ меняться, отказ брать на себя ответственность и переходить во вторую половину жизни и обретать её дары: их цена кажется слишком большой, а ценность – слишком маленькой.
Замирая в юности, как в капле янтаря, мы мечтаем о перманентном счастье. О том, что им можно присыпать жизнь, как сахаром. О том, что где-то это счастье-сахар лежит и нужно только до него добраться. Что кто-то может нам это счастье отсыпать щедрой рукой. И нужно только выяснить, каковы условия обмена. Заслужить? Игнорировать всё "плохое"? Быть на позитиве? Притворяться изо всех сил? Только детские книги читать, только детские думы лелеять...
Счастье представляется как предельная ценность, как блаженное состояние, в котором нужно постараться зафиксироваться и вести себя хорошо, чтобы не выгнали. Как необходимый бустер к жизни. Как показатель успеха. Как индикатор здоровья и духовности. Как вечный солнечный свет заливающий пасторальную картину жизни.
Между тем, чем ярче свет, тем гуще тени, и за спиной идеи перманентного счастья стоят идеи противостояния ходу времени, сопротивления естественному ходу вещей, отрицания всего темного. "Остановись, мгновенье, ты прекрасно!" – просил Фауст.
"Душа представлена в разнообразии цветов, включая все оттенки серого, голубой и черный. Для заботы о душе нужно наблюдать весь спектр ее цветов и противостоять искушению придерживаться только белого, красного или оранжевого – ярких цветов. Идея "раскрашивания" старых черно-белых фильмов связана с общим отрицанием нашей культурой всего темного и серого. В обществе, которое защищается от чувства трагического в жизни, депрессия воспринимается как враг, неизлечимая болезнь; хотя именно в таком обществе, посвященном свету, депрессия компенсаторно будет особенно сильной".
Томас Мур, "Дары депрессии"
Желание достичь вечной юности и вечного счастья по сути своей представляет отрицание своей человеческой природы и желание достичь природы божественной, посягнуть на недоступное. Поэтому парадоксальным образом стремление к вечному счастью обрекает нас на вечные страдания в изматывающей погоне за недостижимым. Мы становимся подобны Танталу – стоя по горло в воде, он не может достать воды и, видя близ себя роскошные плоды, не может завладеть ими: как только он открывает рот, чтобы зачерпнуть воды, или поднимает руки, чтобы сорвать плод, вода утекает и ветвь с плодами отклоняется. Тантал был любимцем богов и был допущен на их пиры. В какой-то момент его охватила зависть и он попытался украсть у богов амброзию и нектар, дарующие вечную жизнь и вечное блаженство. За что и был приговорен к вечным мукам в Аиде.
Отказываясь от "негативных" переживаний мы отказываемся от даров опыта, отказываемся признавать, что пережили нечто, что изменило нас, отказываемся признавать потери и это отрезает нас от трансформации, от приобретения нового качества. Мы пытаемся смотреть на жизнь как на мультфильм и романтическую комедию, отворачиваясь от драмы жизни, способной пробудить наш дух и показать, что это значит – быть человеком. Желая переживать только счастье мы отказываемся от уязвимости и лишаем себя способности чувствовать себя живыми.
В какой-то момент погони за вечным счастьем мы сталкиваемся с тем, что больше нет сил бежать, и тогда депрессия настигает нас. Мы рассматриваем депрессию как поражение, как неприемлемое и неприличное состояние.
Только детские книги читать...
Только детские книги читать,
Только детские думы лелеять,
Все большое далеко развеять,
Из глубокой печали восстать.
Я от жизни смертельно устал,
Ничего от нее не приемлю,
Но люблю мою бедную землю
Оттого, что иной не видал.
Я качался в далеком саду
На простой деревянной качели,
И высокие темные ели
Вспоминаю в туманном бреду.
Осип Мандельштам, 1908
Однако на деле депрессия является механизмом инициации и трансформации в современном мире. Именно в депрессии нам открывается возможность увидеть правду, засвеченную на фотографиях счастливой и благополучной жизни. Депрессия дает глубину понимания себя. Понимание того, что молодость не вернется, заставляет взглянуть в глаза смерти. Понимание того, что счастье не длится вечно, заставляет принять существование боли и страдания.
"Единственным действенным средством лечения любой депрессии является принятие реальных страданий. Любой другой способ выбраться из неё просто заложит основу для следующей депрессии".
Helen M. Luke, "The Laughter at the Heart of Things"
Нам приходится уравновешивать счастье и страдание. Мы проходим трансформацию, в которой кристаллизуется наша истинная природа. И тогда мы можем увидеть печать и меланхолию не как проблему, а как трансформационный процесс, переключиться с борьбы за вечное счастье на поиск смысла в испытаниях, даруемых нам судьбой. И тогда идея счастья перестает властвовать над нами, распухая как огромный моток сахарной ваты. Она занимает свое верное место в балансе чувств и красок жизни. Счастье становится украшением, а не прозой жизни. И удивительным образом начинает переживаться острее и цениться выше. Потому что оно больше не заданная обществом норма, не планка соответствия, оно – дар.
Источник